Глава 4
ПОЧЕМУ ОПОЗДАЛ ЭКСПРЕСС
В Зангоре один-единственный травматологический пункт, поэтому вскоре перед майором Колчиным лежали все регистрационные карты за октябрь. Карты, аккуратно разложенные по алфавиту. Но Колчин не знал фамилии убийцы, и теперь этот порядок создавал дополнительные трудности. Колчин должен был перебрать все карты и отложить датированные 9 и 10 октября. Когда он это сделал, оказалось, что внимания заслуживают 28 карт.
С помощью дежурного врача он быстро разобрался в том, что травмы бывают производственные, бытовые, транспортные, уличные, спортивные. Впрочем, он это знал и раньше. Важнее было другое: определение травм условное — записывались со слов больного.
Он стал внимательно изучать отобранные карты. Фамилия, возраст, место работы пострадавшего. И вдруг не поверил своим глазам: Баранов, автобаза номер три.
Колчин прочел диагноз:
«Ушиб тыла правой кисти. Плоскостная ссадина ниже трети правого предплечья».
И еще не менее важное:
«Линейные ссадины на левой щеке».
Он читал дальше:
«При пальпации отмечается боль в тыле правой кисти. Незначительная подкожная гематома. На контрольной РГ костных патологических изменений не обнаружено. Наложена давящая повязка на правую кисть. Введена ПСС».
Ну это уже медицинские тонкости.
Спустя полчаса Колчин был в отделе кадров автобазы. Начальник отдела уже в годах. Приветлив. О розыске убийцы знает.
Колчин попросил личное дело Баранова. Задержал взгляд на фотографии. Широкоплечий парень с лицом, располагающим к доверию. Стал перелистывать страницы. Благодарность. Еще благодарность.
— Он ведь у нас чемпион, — заметил начальник отдела кадров. — И общественный тренер по боксу.
«Отсюда и травма, — решил Колчин, досадуя, что зря тратит время. — Ну а царапины откуда взялись?»
Баранов оказался в рейсе.
Чтобы все было ясным, Колчин решил выяснить, какие соревнования проводились в воскресенье 9 октября. У местного физрука и память была хорошая, и документация в порядке. Соревнования в тот день не проводились...
Что же могло случиться девятого с Барановым, посетившим медпункт в тот день в 23.40, как указано в травматологической карте?
После работы Баранов передал автобус сменщику, и Колчин впервые увидел его. Коренастый. С прямой осанкой. Походка пружинистая. На такого сразу обратишь внимание.
Колчин пригласил его для беседы. Баранов не был похож на преступника. Майор напомнил об исчезнувшей пассажирке и сказал, что она убита.
— Как же так? — спросил Баранов подавленно.
— Пока я не могу ответить на этот вопрос.
— А чем я могу помочь?
— Припомните, — сказал Колчин, — чем вы занимались в тот вечер, 9 октября?
— В тот вечер? — Баранов пожал плечами. — Не знаю.
— Я помогу, — сказал Колчин. — Вас доставили в травматологический пункт.
— Верно! — обрадовался Колчин. — Я ведь дружинник. Ну как же. Мы в тот вечер патрулировали. Вы это можете проверить. Пришлось усмирять хулигана.
— И он стал царапаться?
— Ну царапался-то, положим, не он. Мы заступились за женщину, к которой он приставал, а досталось мне...
Полковнику позвонил дежурный по отделу:
— К вам корреспондент из Душанбе.
— Пусть войдет.
Пирмухамедов протянул удостоверение личности.
— Прошу садиться, — сказал Дианинов.
— А мы уже виделись, — сказал журналист, приглядываясь к нему. — Вчера вечером в ресторане.
Полковник отметил про себя, что журналист — человек наблюдательный.
— Вы расследуете дело по убийству Симбирцевой. Я понимаю, что если бы я вам понадобился... Но вы уж меня извините. Не выдержал. Возможно, я могу чем-то помочь?
— Конечно, — согласился полковник, продолжая его изучать. — Ваше мнение о Симбирцевой? Для нас это очень важно.
— В тот раз поезд прибывал рано утром. Я просил не встречать, но она не послушалась... Одним словом, я хочу внести ясность. Если бы мы были вместе, она бы не ездила в Даврон. И ничего бы не случилось. Но в том-то и дело, что мы тогда не могли быть вместе... А в декабре я похоронил мать.
Определенно он умел владеть собой.
— Вы спросите: какая связь? А связь есть. Я был единственным сыном. Мать вырастила меня без отца. Он погиб в горах. Она хотела, чтобы я женился на таджичке, и приглядела мне невесту. Но я любил Тамару. Я знал, что мать уже ничто не спасет. Рак. Но и Тамаре не рассказывал о своих сложностях. Я знал, что между нами все будет кончено, если она узнает настроение моей матери. В тот вечер, когда Тамара оставила письмо в гостинице, я думал, что она все-таки придет.
Теперь многие вопросы, еще недавно занимавшие полковника, потеряли свой смысл. Одно лишь ему было неясно, и он спросил:
— Что за приятель у вас в Ленинабаде?
— Приятель? — Пирмухамедов не сразу понял, о ком речь.
— Не вызывает симпатию, — помог Дианинов. — И окружение странное. — Он в точности повторил запись из дневника Симбирцевой.
— Ах, вы вот о ком, — догадался Пирмухамедов. — С Тошматовым вместе учились в школе. — Он пристально посмотрел на полковника.
— В нашей работе приходится все проверять, — уклончиво ответил Дианинов.
Отвечая на вопросы полковника, Пирмухамедов сообщил, что у Симбирцевой была сумка темно-коричневая, с двумя отделениями, на длинном ремне. Застежки из желтого металла. Часы «Мечта» в золотом корпусе. Кольцо золотое в оправе, с сапфиром.
Экспертиза установила: земля бурого цвета, доставленная из ущелья Каллаканд, пропитана кровью той же группы, что и кровь Симбирцевой.
— Что вы на это скажете? — спросил Дианинов. Вопрос относился к Саидову.
— Она очень долго лежала на земле, истекая кровью.
— Предположим.
— Лежала до тех пор, пока убийца не вырыл могилу. У него не было лопаты, и он копал монтировкой или ножом.
— А если все-таки лопатой?
— Имея лопату, — сказал Саидов, — убийца постарался бы лучше скрыть следы преступления.
— Что ж, логично, — согласился полковник. — Пожалуй, теперь мы точно знаем место убийства.
— Душанбе заказывали? — спросила телефонистка.
— Да, — подтвердил Дианинов и услышал голос жены. Она сразу стала говорить о внучке.
— А как Машенька? — спросил полковник.
— Все в порядке.
Дед... Ничего в нем не изменилось вроде, а стал он между тем в каком-то новом качестве. И вдруг очень сильно потянуло в Душанбе. Но он и сам не знал, когда попадет домой.
Он чувствовал себя виноватым перед дочерью. Даже цветы не прислал ей в такой день. Цветы еще не продают в городе. Но он бы достал. Она любит цветы и, безусловно, ждала их от него...
— Душанбе заказывали?
— Это вас, — сказал Дианинов Саидову,
— Фирюза, салом!.. Алло, алло!.. Ну как ты там?
Жена была настроена агрессивно:
— Ты всегда уезжаешь не вовремя.
Саидов пытался успокоить:
— Защита пройдет успешно, вот увидишь.
Она перебила:
— Но ты же знаешь, диссертация вызывает споры. И потом банкет, « сказала она беспомощно. — Что я буду одна делать?
Он решил отшутиться:
— Презумпция невиновности имеет отношение не только к твоей диссертации, но в данном случае и ко мне.
Она вдруг повесила трубку...
— Душанбе заказывали?
— Твоя очередь, — сказал Саидов, передавая трубку Колчину.
— Соня? — спросил майор, — Я не Соня,
— Танечка?
— Сейчас позову маму.
— Здравствуй, Максим. Скоро домой?
— Скоро, скоро. Как Мишка?
— Спит.
— А Таня?
— Хорошо.
— Дай ей трубку.
— Танечка, тебя.
— Алло! — дал знать о себе Колчин.
— Она говорит, что вы уже поговорили.
Настроение испортилось.
А капитан Рахимбаев думал в это время о преимуществах холостяцкой жизни.
Итак, водитель экспресса вне подозрений. Но почему экспресс опоздал?
Семичасовым он назывался не совсем точно. Автобус отправлялся из городка Энергетиков в 18.45. В райцентре ему положено быть в 19.25.
В 19.30 9 октября точно по расписанию отправился автобус в Ленинабад. Симбирцева не успела на него. Документально подтверждено: экспресс из городка Энергетиков прибыл в 19.40. Пятнадцать минут опоздания на таком коротком маршруте?
Снова понадобился Баранов. Водитель ответил сразу:
— Мое единственное опоздание, и я его хорошо помню. На двадцать втором километре стояло такси. Водитель «загорал». На другого бы не обратил внимания. Но Ильясов был новичком, и ему следовало помочь.
Нагнать несколько минут было легко. Но Баранов позже обычного подъехал к железнодорожному переезду и был вынужден затормозить у шлагбаума. Приближался товарняк. Он шел медленно, состав был длинным. Вот так все и получилось.
В Зангоре рядом с автобусной станцией стояли такси. И это Баранов хорошо помнит. Он еще погрозил им кулаком, думая об оставшемся без их помощи Ильясове, и повел машину в гараж.
— Стоп! — вдруг оборвал он себя. — А ведь та женщина, которая вас интересует, сойдя с автобуса, направилась к ним.
Это была важная новость.
С помощью Баранова установили водителей такси. Двое не вызывали подозрений. Третий был дважды судим. Фамилия Натрусный. Двадцать шесть лет. Холост. Нелюдим. Скрытен.
— Одна морока с ним, — пожаловался начальник отдела кадров. — Нет у меня к нему доверия.
Председатель Коргарского сельпо Ульфатов сидел в кабинете майора Чиляева с обиженным видом.
— Я всегда помогал милиции, но, видно, из доверия вышел.
— С чего вы это взяли?
— А чем тогда объяснить, что старший инспектор Негматов «прописался» в нашем хозяйстве?
— Мы не только вас проверяем.
— Но это нервирует людей. У меня план горит.
— Хорошо. Я разберусь, — сказал Чиляев.
Подполковник Саидов, одетый в гражданский костюм, сел в такси к Натрусному у гостиницы и попросил отвезти на фабрику «Красный ткач».
Натрусный молча включил счетчик. Собеседником он оказался неинтересным.
Саидов взглянул на счетчик. Семьдесят три копейки. Он протянул водителю рубль. Натрусный спрятал деньги в карман и сразу отъехал.
С планом у него в этот день было неважно. Как обычно в таких случаях, подрулил к фирменному магазину «Лола».
На зеленый огонек сразу клюнула влюбленная парочка. Мужчина с каменным выражением лица оставил в залог свою спутницу и довольно долго пропадал в магазине.
Натрусный стал проявлять нетерпение. Потом он по просьбе своих пассажиров свернул к мосту и выжал газ...
В 20.30 к автовокзалу подъехал андижанский экспресс. Худощавый мужчина в запыленном костюме сошел с автобуса и на стоянке такси облюбовал машину Натрусного.
— В «Дружбу» отвезете? — спросил он.
— Куда? — переспросил водитель.
— В колхоз «Дружба».
Натрусный окликнул водителя стоящего рядом такси:
— Ильясов, возьмешь пассажира в «Дружбу»?
— Давай, — согласился тот.
Мужчина поблагодарил и сел к Ильясову...
— Колчин задерживается, — сказал полковник. — Но все-таки подведем итоги дня.
Саидов поделился своими впечатлениями о Натрусном:
— Такой себя не обидит.
Капитан Рахимбаев доложил:
— Он оставил нас у поворота в ущелье Каллаканд. Сворачивать в ущелье отказался, сославшись на плохую дорогу.
— А как вела себя ваша спутница? — спросил полковник.
— Замечаний нет, — сухо ответил капитан.
— Ну ладно, — улыбнулся полковник. — Завтра «перевоплощайтесь» и засядете в этом ущелье. Правда, в менее приятном обществе.
Колчин задерживался.
Полковник достал из чемодана толстую папку с рукописью.
— Дайте почитать, — попросил Саидов.
Дианинов протянул ему рукопись. На первом листе прямые и строгие буквы, как солдаты в строю:
Саидов перевернул страницу.
«Эта книга о тех, кто создавал таджикскую милицию и посвятил жизнь обеспечению революционной законности, социалистического правопорядка».
Эпизоды, эпизоды... Саидов увлекся:
«В начале 30-х годов за счет уголовных элементов в Гиссарской и Вахшской долинах активизировались грабительские шайки. Чуть ли не каждый день разбойные нападения на кишлаки, поджоги, убийства, угон скота.
Связисты, тянувшие линию из Курган-Тюбе в Дангару, отказались работать. Бандиты грозили расправой. И тогда созрел смелый план. Место связистов в бричке заняли переодетые в гражданскую одежду сотрудники уголовного розыска. Вскоре их окружили бандиты. Не дав преступникам опомниться, милиционеры бросились на них, обезоружили, доставили в Курган-Тюбе».
— Интересно! — не выдержал Саидов. — Честное слово. Только почему вы не называете фамилии милиционеров?
Дианинов вдруг смутился:
— А дело в том, что одним из этих милиционеров был я.
...Колчин пришел в первом часу ночи. Усталый и злой.
— До центральной усадьбы колхоза докатил, да не с тем.
Майор рассказал, как Натрусный спровадил его к Ильясову. Возвращаться в Зангор на том же такси не стал. От Ильясова узнал: порядки на автобазе строгие. Особенно не развернешься.